Повесть "Чужие мои дети", 6 часть

6 ЧАСТЬ

Я кажусь себе кукушкой, вьющейся над чужим гнездом с чужими птенцами, мне их жаль, но сделать счастливым каждого из них я не могу, как ни старайся.
Педагог из младшей группы, спокойная и рассудительная Галина Геннадьевна, успокаивает:
- Ну, чего ты сердце рвёшь? Зарплату хорошую получаешь?.. Тогда сиди и не дёргайся. В нашем городе и в наше время такие денжищи мало где платят.
- А вы давно здесь работаете?
- Четвёртый год… Ибрагимовна, конечно, не подарок, но меня зарплата устраивает, потому что кредитов набрала. Хотя, летом, скорее всего, подам заявление на увольнение.
- Почему?
- Слух прошёл, что в нашу группу привезут вич-инфицированных детишек.
- Вы боитесь?
- Юля, наивная ты девочка! Боюсь – не то слово… Я – в ужасе! У меня своих трое, а вдруг заразу домой принесу?
- Я читала, что если соблюдать меры предосторожности…
- Ничего невозможного в нашей жизни нет!.. А вдруг ребёнок пальчик порежет, а вдруг – кровотечение носом? Да мало ли что?.. Нет, увольте, это – не для меня…
Рассудительная Галина Геннадьевна так и сделает: при поступлении новеньких напишет заявление на увольнение, и никто её за этот шаг не осудит, потому что ни у кого из нас осуждать другого права нет.
…
Ежедневно, сдав смену ночной няне, я испытывала уколы совести, мне казалось, уходя в сытую свободную жизнь, я предаю детей. Будь у меня собственные дети, может быть, не терзалась бы я так и ко всему относилась более спокойно? Вполне вероятно, так оно и было бы… Но собственных детей, увы, не было, поэтому и сравнивать мне было не с чем…

Миллениум в Автограде не остался незамеченным: пугающие астрологические прогнозы, тревожные сообщения о вероятном конце света…
Газеты и журналы пестрели заголовками: «Конец тысячелетия», «Миллениум – что нас ждёт?»
Афиши в театр были более конкретны - «Завтра, в 19 часов – «Миллениум». Цена билета – 300 руб». Кафе у перекрёстка, бизнес-центр – они тоже с гордостью носили модное иностранное название – «Миллениум».
Мы с Пашкой ничего особенного от нового тысячелетия не ждали – жили сегодняшним днём. Единственное желание, страстное и жгучее, затмевавшее все остальные, владело нами безоговорочно – это возможность родить ребёнка, своего ребёнка!
Если бы только он появился на свет!
Я бы не стала матерью-кукушкой, подобием тех кукушек, которые бросили своих птенцов на произвол судьбы, оставили в чужом гнезде, сделав жизнь в родительском доме невыносимой.
Неоперившиеся птенцы, выброшенные из гнезда раньше времени и не обученные летать, обречены на гибель… А те, что выживут вопреки всему, несмотря на травмы, станут ущербными, разуверившимися, неполноценными, закомплексованными.
Конечно, не все без исключений (без исключений – не бывает!), но по статистике, увы, большинство.
…
Салон видеопроката чем-то напоминает секретный архив ведомства ФСБ: такая же святая тишина, такое же волнение и трепет при виде длинных тёмных стеллажей. На стеллажах – десятки и сотни дисков, упакованных в пластиковые футляры-книжки.
Ужасы, комедии, мистика, классика, исторические фильмы, боевики, мультфильмы для детей – на любой вкус и цвет!
Диск с понравившимся фильмом можно взять на прокат, но, во-первых, это не выгодно с материальной точки зрения, а во-вторых, так хотелось, чтобы хороший фильм занял достойное место в домашней видеотеке!
Мы с Пашкой заболели всерьёз, и это заболевание называлось «видеомания»…

- Юль, ты что-то выбрала?
- Вот эту мелодраму…
- А я - военный фильм. Мне кажется, он интересный.
- Паш, ты рассчитайся, а я – в аптеку, там, за углом. Подожди меня на улице, ладно?
- Зачем в аптеку?
- Говорила же, против аллергии тебе что-нибудь куплю.
- Хорошо.

В аптеке – длиннющая очередь, но делать нечего, придётся ждать.
Очередь ползёт медленно, словно гусеница, преодолевающая препятствие, плавно огибает колонну, гордо высившуюся в центре фойе и подпиравшую высокий потолок.
Глуховатая бабка кричит в стеклянное окошечко:
- Дочка, от гриппа чегой-то дай!
Со вкусом одетая девушка, гнусавым от простуды голосом, вежливо просит то же самое:
- От вирусной, пожалуйста…

- Ты меня загоняешь в могилу, - слышится рядом голос Светланы Ибрагимовны. Этот голос, словно стакан с горячим чаем, до краёв наполнен горечью и желчью.
Светлая импортная дублёнка с рыжей опушкой идеально сидит на её фигуре; на голове, под цвет дублёнке – вязаный берет.
Волнующий аромат туалетной воды перебивает все аптечные запахи, витающие вокруг.
Молодой человек, судя по всему, сын, стоит ко мне в пол оборота, непринуждённо засунув руки в карманы голубой джинсовой куртки, отороченной искусственным белым мехом.
- М-а-а, ну не начинай!
Юноша оборачивается, и я могу рассмотреть его получше: тонкие черты лица, чувственные губы, нос – с горбинкой, небольшое родимое пятнышко над верхней губой… Он явно собой любуется! Это чувствуется по тому, как высокомерно он смотрит по сторонам, как переносит тело с пятки на носок изогнутых лодочкой остроносых ботинок, раскачиваясь взад-вперёд; в том, как капризно растягивает слова.

- Ты и так отравил свой организм, - шипит Светлана Ибрагимовна.
Она достаёт носовой платочек, подносит к лицу, а я делаю шаг назад, прячась за монолит колонны.
- Ма-а-а, не драматизируй.
- Прошу тебя, - умоляющие нотки, так не свойственные Светлане Ибрагимовне, режут слух.
Щёлкает замочек кошелька, звякает мелочь, шелестят купюры…
У сильной, умной, властной женщины, держащей всех (и взрослых, и детей) в ежовых рукавицах, имеются большие проблемы с собственным сыном? За что-то откупается сейчас мать? За недостаток внимания, ласки? За недостаток любви? Дефицит доверия?
Жёсткий характер, привычка руководить, подавлять, возможно, не оставили сыну шансов на свободу, не оставили права быть собой, иметь собственное мнение? Да, Детский дом и его жители отнимают львиную долю времени, нервов и личной жизни Светланы Ибрагимовны…
Так ли редко откупаются родители от собственных детей?.. Откупаются деньгами, дорогими безделушками – видиками, автомобилями, телефонами… Как найти ту золотую середину меж двух огней: собственным ребёнком с одной стороны и портфелем руководителя – с другой? Потому как занимаемая должность требует максимальной самоотдачи, дисциплины, жертвенности…
«Всё – для тебя, всё – ради твоего благополучия, а ты!.. Неблагодарный!»
Сапожник - без сапог, швея – без иглы, учитель – без учебника…

Скользкое крыльцо аптеки чуть было не оказало плохую услугу: поскользнувшись, я едва удержалась на ногах. Вслед за мной, хлопнув дверью, выбежал молодой человек в джинсовой куртке – он на ходу засовывал деньги во внутренний карман одежды.
Я уступила ему дорогу.
- Купила лекарства? – Пашка, судя по виду, уже замёрз.
- Нет, не купила, там жуткая очередь, пойдём в другую аптеку.
…
Ваня молчит, и не понятно, чего в его молчании больше – отчаяния, обиды или ненависти?
В звонкой тишине кабинета размеренно стучат часы; сквозь стенку доносится плач кого-то из малышей, и неразборчивый голос Галины Геннадьевны – «бу-бу-бу, бу-бу-бу».
Черновик Вани Каюмова изрисован простым карандашом: странного вида животные, ножи, кресты, колоды карт – бубы, червы, пики… Незаконченный пример по математике и не решённая задача про семейное счастье с одним, но заглавным, неизвестным…
Первая капля солёной влаги падает в раскрытую тетрадь, расплывается мокрой кляксой на морде динозавра (или единорога?), вторая капля шлёпается рядом…
- Ваня, всё будет хорошо, ты не переживай.
Слова даются с трудом, ворочаются внутри меня, словно булыжники; громоздятся, как льдины.
Ваня поднимает глаза. Простой карандаш с отгрызенным кончиком, словно петарда, летит в мою сторону:
- Да пошла ты со своей жалостью! – И добавляет матерное слово.
С грохотом падает стул; Ваня опрометью бросается в дверь.
Я выбегаю следом…

У меня перехватывает дыхание от Ваниной грубости.
- Са-са-шка, куда он побежал?
Сашка машет рукой:
- По лестнице, вниз.
- Догони его! Задержи!
- Ладно!

Я бегу за Сашкой, боясь потерять из вида:
- Ты – на лево, я – на право!
- Что за переполох? – Грузная вахтёрша приподнимается из-за стола, смотрит сквозь очки подозрительно, с опаской.
- Мальчик на улицу не выбегал?
- Вроде, не видела.
- «Вроде» или не видели?
- Отлучалась я…
- Понятно.
…
Ваню мы нашли под лестницей, в подсобном помещении: сидя на корточках за тумбочкой, он ковырял ногтем облупившийся от времени деревянный бок.
Ваня, конечно, не был мне особо симпатичен: хитрость, вороватость, вспыльчивость – все эти качества видны невооружённым глазом, но сейчас мне было искренне жаль мальчишку.
- Ваня, пойдём наверх.
- Не пойду! – зло выкрикнул Иван.
Я почувствовала полное бессилие перед этим то ли ребёнком, то ли несформировавшимся юношей. Раздражение, злость, накрыли вдруг меня удушливой волной: господи, что я тут делаю, ради кого и чего треплю нервы? Я устала, надоело! Хочу домой, смотреть красивые фильмы про любовь, слушать красивую музыку, ходить на нормальную работу - продавать цветы в супермаркете или выдавать в библиотеке книги!
Не хочу больше видеть этого Ваню, слышать истории о том, кто кого убил, кого и где подобрали, не хочу испытывать чужую боль… Не хочу! Не хочу! Не хочу!

- Как вы надоели! – Дверь подсобки от удара моей руки хлопает так сильно, что осыпается штукатурка.
Я поворачиваюсь к мальчишкам спиной – прочь, скорее прочь!
- Юливанна, подождите! – растерянно кричит вслед Сашка.
Перепрыгивая через ступеньку, я ласточкой взлетаю на второй этаж:
- Завтра же подам заявление об уходе… Нет, сегодня же! К чёрту, всё к чёрту!
…
Закрывшись в кабинете на ключ, я зачем-то достала зеркальце, трясущейся рукой подкрасила губы; полила цветок на подоконнике; отдёрнула и вновь задёрнула штору…
В дверь осторожно постучали:
- Юливанна, откройте, пожалуйста.
- Что ещё?
За дверью, переминаясь с ноги на ногу, стоят близнецы.
- Ванька просил вам передать, что он больше так не будет.
- Чего – не будет?
Мальчишки недоумённо пожимают плечами.
- А почему он сам не пришёл – струсил?
- Струсил, - вздыхает Сашка.
- Он – трус, - подтверждает Димка (или – наоборот?)
- Где он? – Я решительно направляюсь в Ванину комнату.
Мальчик лежит на кровати ничком, уткнувшись лицом в подушку.
- Слушай, Ваня, как хорошо, что тебя этот фокусник не усыновил… Ну, правда же, хорошо! Слава Богу, что всё так случилось! А знаешь, почему? Потому что, если бы он предал тебя позже, после усыновления, это было бы в сто… в тысячу раз больнее. Ты согласен со мной?
- Угу.
Всё-таки Ваня – неплохой мальчишка, просто очень несчастный.
…
Я шла к остановке, не торопясь…
Только что выпавший снег приятно похрустывал под ногами. Мне не хотелось никуда спешить, а хотелось вот так медленно брести по улице, вдыхать аромат снега, автомобильных газов, любоваться яркими горошинами вспыхнувших фонарей… Хотелось раствориться в синих сумерках легко и беззаботно, как белое молоко растворяется в чёрном кофе; как растворяется чёрная ночь в свете зари. А это значит, ещё раз обнаружить подтверждение своим мыслям: в чёрном всегда присутствует белое, а в белом - чёрное.
Я оглянулась: в некоторых окнах второго этажа ещё горел свет, и чья-то тёмная фигура маячила в одном из окон. Ваня?..
…
Да, Ахмеду в эти дни прибавилось работы!
Снегопады следовали один за другим – видимо, небеса старались выполнить и перевыполнить план по снегоотдаче.
- Здравствуйте!
На моё приветствие дворник отвечает вежливым кивком головы, но голоса его я не слышала ни разу. К работе дядя Ахмед относится со всей серьёзностью и ответственностью: дорожки и детская площадка выскоблены практически до асфальта, мусор убирается вовремя.
- Работящий Ахмед мужик, - говорит Зоя Ивановна, выглядывая из окна кухни. – Только будто немой… А может, и правда – немой?

Мы пьём у соседки чай.
- Ты блинчики-то бери, - старушка ближе подвинула тарелку с блинами. – Знаешь, Юлька, я никогда не любила готовить, а теперь - тем более. Старость!
- Заметно!
- Чего ты смеёшься? Что заметно?
- Ну, просто блины у вас толстоватые получаются… И каша иногда пригорает.
- Не в каше счастье! Всё равно Лёвка с Артамошкой мои кулинарные изыски не оценят. А вот тебе надо уметь вкусно готовить, потому что мужик в доме имеется.
- Я стараюсь, Зоя Ивановна.
- Ага, стараешься… Как ни придёшь – всё Пашка у плиты стоит!
- Ну, потому что ему нравится готовить.
- Если жена не готовит, оно конечно – понравится!
Мы одновременно рассмеялись.
- Слушай, а котейка-то привык?
- Сейчас Тишка меньше тоскует, а раньше попросится в подъезд, только выпущу – он по лестнице к родной двери бежит… И будет там сидеть до тех пор, пока силком не заберу.
- Ты блинчики-то бери, поминай Фёдоровну… Царствие небесное моей подружке!
Зоя Ивановна смотрит на иконку в углу, крестится.
- Вот, Юлька, никогда бы не поверила, что к старости верующей стану! Всю жизнь ни в кого не верила, только в самоё себя, а тут нате вам – здрасьте!.. А Фёдоровна моя – молодец, и посты блюла, и праздники. Всё время меня, атеистку, ругала… А чего ругать-то? Человек сам должен к вере прийти. Кто раньше приходит, а кто – позже, всякому своё время. Вот и я с возрастом поумнела, правда, Артамошка? Да и ты у меня далеко не дурак, пёсик мой любимый!
Зоя Ивановна ласково треплет чёрную голову Артемона, лежащую на коленях. Лёвка, с высоты холодильника, ревниво сверкает глазами – «вообще-то, самый любимый здесь - я».

- Ты крещёная?
- Крещёная.
- Это хорошо! Проси Боженьку, чтобы деток вам с Пашкой послал.
- Просим, Зоя Ивановна…
- Просите, хорошенько!.. Ой, гляди-ка, жена Ахмеда с магазина идёт. Гусыня – гусыней!
Я отодвинула тюль: небольшого роста полная женщина с трудом несла по улице не только своё тело, но и две полные авоськи. Тёмный платок, чёрное драповое полупальто, цветастая юбка до пят…
- Зоя Ивановна, откуда они приехали, не знаете?
- Кто же знает, люди они скрытные, как и вы с Пашкой – квартиросъёмщики. В нашем доме много квартир сдаётся - кто-то в Москву подался, некоторые - на Север, за длинным рублём…
- А у нас в деревне – совсем по-другому, все всё знают.
- Юлька, ты бы про деревню что-нибудь рассказала.
- В голову ничего не идёт…
- А ты вспомни, мне интересно!
Я задумалась:
- Ну, вот, вспомнился один случай… Поехали мы однажды с Пашкой за грибами, оба – грибники заядлые, не столько любим грибы кушать, сколько собирать! Осень в тот год выдалась дождливая, но тёплая, поэтому и грибов много народилось.
- А на чём поехали? На лошади?
Я рассмеялась:
- Если деревня, значит обязательно – на лошади?!.. Нет, от Пашкиного отца мотоцикл в наследство достался, с люлькой. Вот на нём и поехали… В нашем посёлке «хитрый рынок» есть, и если бабки стоят с вёдрами, полными грибов или ягод, значит пора ехать в лес… Ну, вот, приехали мы в бор, огляделись, и чтоб мотоцикл не потерять, поставили под самой высокой сосной. Ходили-ходили, бродили-бродили, ведра три маслят набрали. А маслята – чудо! Шляпки коричневые, бархатные, ножки жёлтые, упругие – настоящие крепыши-малыши!
- Как ты вкусно рассказываешь!
- Вернулись мы с Пашкой к мотоциклу, а мотоцикла – нет.
- Украли? – возмутилась старушка.
- Красть в лесу некому, пока мы ходили кругами, то самое место потеряли.
- А как же примета – высокая сосна?
- Издалека все деревья кажутся одинаковыми… Вышли мы с Пашкой на лесную, едва приметную дорогу, идём – ссоримся. Один говорит - в ту сторону идти надо, второй – в противоположную… Отмахали мы с вёдрами километра три-четыре, умаялись… Смотрим, мужик на лошади едет. Спрашиваем, в той ли стороне наш посёлок? Мужик говорит: нет ребята, вы как раз в обратном направлении идёте.
- Надо было мужика попросить – подвёз бы.
- Мы так и сделали, вернулись к изначальной точке и ещё часа полтора искали мотоцикл.
- Нашли?
- Кое-ка нашли, домой уже затемно вернулись.
- А с грибами-то что?
- Утром от хвои и травы перебрали, а ещё Пашка с каждого грибочка плёнку снял.
- Зачем это?
- Чтоб маринованные опята «сопливыми» не были!
- Вот так-так! У нас на рынке продают маслята, никто плёнку со шляпок не снимает.
- Ну, это личное дело каждого. Мы, например, снимаем.
- А потом маринуете или жарите?
- Мы больше маринованные любим… Зимой баночку из погребка достанем, да с картошечкой – объедение!
- Даже слюнки потекли – так маринованных маслят захотелось… Юль, я вот чего спросить хочу: зачем вы в город-то переехали? У вас в деревне – экология, красота неописуемая! Речки да родники, леса да луга… А в городе что? Суета, толкотня и дороговизна.
- Денег хотим с Пашкой подзаработать, если, конечно, получится… Пашка в посёлке механиком работал, копейки получал. Я – учителем начальных классов, тоже не велика зарплата. У нас молодёжи в селе почти не осталось, все разъехались, потому что жить стало скучно: кинотеатр закрыли, молокозавод закрыли, в больницу надо в райцентр ехать.
- Да, Юлька, человек редко бывает доволен своим положением, на то он и человек. Живёт в городе – хочет в деревню, живёт в деревне – город подавай… Тебя послушала – тоже в деревню захотелось!
- Может, в гости, вместе с нами, к родителям нашим?
- Куда мне в гости, да с моим здоровьем - в автобусе трястись?!
- Зоя Ивановна, извините, а сколько вам лет?
- Эта тема, милая моя, закрыта, а информация – сугубо конфиденциальна!
- Вы как Штирлиц.
- Не Штирлиц, а Мата Хари, - вызывающе сказала старушка и отхлебнула чай…
Чувство юмора, жизнелюбие, оптимизм – не это ли спасает нас в трудные моменты жизни, держит на плаву? Эти качества, словно мощный магнит, притягивают к себе окружающих – каждому хочется погреться у огня, у источника тепла и света.
Зою Ивановну природа наградила сполна, вложив в её неглупую голову основное кредо: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не отчаивайся и не теряй присутствия духа!»

(продолжение следует)