Письмо-воспоминание кошке

Эти воспоминания я посвятила своей любимой кошке, прожившей со мной 15 лет и пережившей вместе со мной непростые времена и ситуации. Год назад она ушла за радугу. Через несколько дней после этого я написала два рассказа, одним из которых делюсь в этой записи.


______________________



А помнишь, как ты у меня появилась? Было лето, по-моему, июль. Мы с тогда еще будущим первым мужем поехали на птичий рынок за живой курицей. В это время у нас жил маленький хомячок-джунгарик по кличке Кнопка. Мы решили просто посмотреть на таких же хомячков и, возможно, выбрать для него подружку или друга, чтобы не скучал. Ну как можно не пройтись по рядам и не посмотреть на таких милых пушистых созданий – кошечек, собачек, морских свинок, хомячков и попугайчиков, которых продают или просто пристраивают.И вот мы шли, умилялись и восторгались каждому хвостику, как вдруг меня кто-то зацепил и притормозил. Остановилась. Женщина, два котенка – рыженький и серенький – и надпись на картонке: «Отдам котят в хорошие руки». Это ты меня притормозила, ты меня выбрала сама, моя зайка. Рыженький котенок никак не реагировал на проходящих и стоящих рядом – играл сам по себе, а ты стала со мной играть, цеплять лапками, привлекать внимание.


В наших планах не было заводить кошку. Мы жили в общежитии, я нелегально, Самир должен был скоро уехать на родину. А я так давно мечтала о пушистом друге, мне так его не хватало! Подумала еще: «Ну что, теперь никогда не заводить животных, если у меня своего жилья нет? Очень хочу взять ее! Как-нибудь обойдется.» Смотрю – Самир тоже растаял от такой милоты. Думаю: надо действовать, пока время благоприятное. «Давай возьмем, пожалуйста! Я сама буду ухаживать, все для нее делать. От тебя требуется только согласие». Момент был удачный – он согласился.И вот, мы возвращаемся в общежитие: я, Самир, ты и курица. Чтобы еще больше смягчить сердце Самира, я предложила ему дать тебе имя. Он сказал: Тира. – «Это что за имя? Впервые такое слышу.» - «Одну болгарскую знакомую так звали». (Много лет спустя у меня появилась знакомая из Болгарии. Я спрашивала у нее, есть ли такое имя. Она ответила, что не слышала никогда). Ну, Тира так Тира. Неважно как зовут, главное, у мня появился друг.

Мы приехали, впустили тебя в комнату со словами «Добро пожаловать». В этот же день купили кормушку, лоток, какую-то игрушку. На еду ты накинулась, будто не ела с самого своего рождения, не отказывалась ни от чего: вареные овощи ела с таким аппетитом, как говорится, «за ушами трещало». Сосед принес рыбью голову, которая была больше тебя. Как ты рычала и била лапами, чтобы никто даже близко не подходил! А когда ты расправилась с добычей и обернулась, мы ахнули: вся мордаха в крови и даже уши – смотреть страшно. Не помню, мы тебя отмыли или ты сама справилась. Но вот так началась наша совместная жизнь. Я тогда сказала себе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ты была счастливой, хотя боялась заглядывать в будущее, давать гарантии – моя жизнь тоже была очень неопределенной.

В общежитии мы с тобой прожили еще какое-то время. На протяжении всех 15 лет вспоминаю со стыдом и раскаянием один случай, за который неоднократно просила у тебя прощения.Вы с Кнопкой довольно мирно общались, дружили, гуляли по комнате. Тем не менее, мы старались не оставлять вас без присмотра наедине. Однажды я собиралась на работу, хомячка выпустила побегать по книжной полке. Проглядела, как он оттуда исчез. Раздался громкий визг. Мы с Самиром бросились к тебе и с трудом вырвали из твоих зубов Кнопку. Она в шоке и с переломанным позвоночником проползла еще несколько сантиметров, пытаясь убежать, и умерла сразу же. Мы тебя наказали. Трепали тебя по щекам и кричали, что ты не понимаешь, что сделала – ты убила Кнопку! Самир посадил тебя в Кнопкину клетку в наказание и заставил сидеть там целый день. Я тоже посчитала, что ты заслуживаешь наказания. На работе постоянно думала о тебе и о Кнопке. Жалко было вас обеих. Коллеги говорили, что тебя нельзя наказывать – ты хищник и так проявился твой инстинкт. Я это понимала, но ты убила Кнопку, которая тоже была нашим питомцем. Самир был дома, т.е. в общежитии весь день. Он рассказывал, что ты несколько раз вырывалась из клетки и убегала, а он снова сажал тебя туда. Давал тебе в клетку еду, но ты отказывалась есть, сидела подавленная и одинокая.Хоть Самир и был против, я выпустила тебя раньше, чем он хотел. Ты, освобожденная и подавленная, залезла на толстую трубу, служащую батареей, улеглась на нее, отвернулась к стене и не реагировала ни на что. Я тогда решила, что если Самир снова захочет посадить тебя в клетку, я не дам, буду тебя защищать. Сердце разрывалось. Я ненавидела Самира и себя. Мне было невероятно жалко тебя и хотелось искупить вину и извиниться. Я подошла к тебе, села рядом на пол, стала гладить. Ты не реагировала. Сердце разрывалось еще больше. Я просила у тебя прощения и продолжала гладить. Наконец, ты повернулась. Чувствовалось, что мы тебя очень обидели. Я продолжала просить прощения и гладить. Когда увидела, что ты чувствуешь себя лучше эмоционально и приняла мои извинения, я отошла и села на диван. Ты медленно и неуверенно стала подходить ко мне, заглядывая в глаза и пытаясь понять, приму я тебя или оттолкну. Так же медленно и неуверенно ты вскарабкалась на мои колени, ожидая, что в любой момент я могу тебя прогнать. Мы обе еле дышали – восстанавливался прежний контакт. Я пыталась поиграть с тобой веревочками на кофте, как раньше – ты начала-было играть, а потом остановилась, вспомнив, что тебя наказали. Я сидела, а ты маленькими шажочками взобралась ко мне на грудь, потом на плечо, прижалась всем тельцем. Я обняла тебя и мы так долго просидели. В тот вечер ты была взрослой кошкой, а не котенком, которому нет и полугода.




У меня не осталось твоих детских фотографий. Впервые я тебя сфотографировала в возрасте полугода, но отчетливо помню твою милую мордаху с широко открытыми глазенками, стремительно приближающуюся к моему лицу. Я тогда думала, что совсем скоро вся милота пройдет, ты станешь обычной взрослой кошкой. Скажу тебе честно – я ошиблась: ты была милой и необычной всю свою жизнь.Пришло время Самиру уезжать, а мне искать жилье. Я нашла квартиру далеко за городом, холодную и неотапливаемую, старую и неустроенную. Зато бесплатную. С деньгами тогда были сложности и снимать нормальную квартиру я не могла себе позволить. Сначала я перевезла вещи, а тебя решила забрать в последнюю очередь. Тогда ты подумала, что я тебя бросаю. В комнате, в которой не осталось моих вещей, ты пыталась спрятаться и была встревожена и подавлена одновременно. Но я не собиралась тебя оставлять. Посадила в дорожную сумку и на автобусе мы поехали в новое жилье. Там нам с тобой пришлось пережить голод и холод.Когда мы переехали, был февраль. В квартире до этого жил какой-то неблагополучный хозяин, который пил и в итоге повесился на рябине перед кухонным окном. Отопления не было, дом был старый, с дырками в деревянном полу и со щелями в окнах. Мы жили на первом этаже. В другой комнате оставались хозяйские вещи, между комнатами и в кухне не было дверей – я завешивала проем толстым одеялом, чтобы сохранить тепло хотя бы в одной комнате. Отапливались мы с тобой электрической плиткой, у которой полноценно работала только одна конфорка, а вторая еле теплилась. Приходилось одеваться, как на улицу: ватные штаны поверх других теплых, несколько толстых свитеров, шапка на голове, варежки, несколько пар шерстяных носков. Переодевание было настоящим испытанием. Купаться можно было только у друзей. В доме можно было только сидеть, укутавшись в одеяло, и ничего не делать. Комнатные растения замерзли и погибли. Я очень переживала за тебя. Спали мы, согревая друг друга. Вечера проводили тоже прижавшись друг к дружке, пытаясь согреться. Иногда я так переживала за тебя, что в обеденный перерыв приезжала из города посмотреть, жива ли ты. Поначалу я оставляла включенной плитку, уезжая на работу, что давало возможность возвращаться не в такой холодный дом. Но это было очень опасно – дом был деревянный. Я стала включать ее только по возвращении с работы. Квартира прогреваться не успевала. Мне было очень страшно жить в этом доме. И если бы не ты, наверное, я сошла бы с ума.

Помнится, как ты несколько раз шипела на входную дверь. Мирная и спокойная кошка вставала на дыбы, распушала хвост и шипела в коридор. Что ты там видела – одной тебе известно. Я думала, что ты видишь призрак бывшего хозяина, вернувшегося в свой дом, и так на него реагируешь. Я выходила в коридор и молилась. Ты успокаивалась и переставала шипеть.С едой у нас тоже было проблематично. Ты ела то же, что и я: овощи, каши, хлеб, иногда самую дешевую рыбу. Помню, когда меняла твой туалет, увидела, что ты какаешь непереваренной картошкой, потому что мы с тобой только ею и питались последнее время.Мы пережили с тобой это время, голодное и холодное. И вскоре переехали в другую квартиру, в город, тоже в старую, но отапливаемую и с еще одним человеком в ней. Оля нам показала нашу маленькую комнатку, располагающуюся рядом с кухней, и мы зажили лучше. Ты меня будила по утрам на работу, трогая лапкой за щеку, кусая за нос и, если я не вставала, в ход шла тяжелая артиллерия – кусала за пятки. Последнее действовало безотказно. Когда я возвращалась с работы, ты взбиралась ко мне на плечо и мы вместе шли включать свет и задергивать шторы на окнах. Когда я уходила на работу и закрывала тебя в комнате, ты становилась подавленной и пряталась под журнальный стол. Но я не могла оставить тебя свободно бегать по всей квартире, потому что мы жили не одни, а ты уже наделала затяжек на дорогом новом Олином платье. Я потом долго сидела и вытягивала их на изнаночную сторону. Когда мы сидели за столом, рядом обязательно стоял стул для тебя. Мы всегда ели и пили чай втроем: я, ты и Оля. Ты не лезла на стол, а только скидывала с него фруктовые косточки, если мы их клали перед тобой.

Помнишь, как я делала вид, что плачу? Ты никогда не оставалась равнодушной – суетилась вокруг меня, пытаясь открыть лапкой мое лицо, закрытое руками, и с тревогой заглядывала в глаза. Спасибо тебе, моя хорошая! Я иногда специально провоцировала тебя, а ты никогда не оставалась равнодушной.




Однажды мне нужно было уехать в Москву за визой. Самир сделал приглашение и вскоре я должна была уехать к нему. Я оставила тебя с Олей на 2 дня. Когда вернулась, ты вышла мне навстречу, но не вскарабкалась на плечо, как обычно, а развернулась и ушла. Наверное, ты тогда обозвала меня предательницей и обиделась. Прости, заяц!Когда встал вопрос о переезде в Ирак, я очень переживала, как быть с тобой. Отдать кому-то – не вариант. Ты моя и твою жизнь не хотела никому доверять. Я очень просила Бога, чтобы получилось взять тебя с собой. Самир дал свое согласие и я начала собирать документы и готовиться к отъезду. Некоторые говорили: «Тебе самой бы уехать, куда еще кошку с собой тащишь!». Но у меня и в мыслях не было тебя оставить.Все прививки сделали, обследования прошли, оформили тебе паспорт с фотографией. Некоторые прививки врач записал задним числом, чтобы мы уложились в срок, а некоторые разрешил сделать самим дома и по приезду в Ирак. Я очень переживала, что в аэропорту что-то окажется не в порядке и мне скажут: «Или оставляй кошку, а сама лети, или оставайся с ней». Для меня это было бы смерти подобно. Я молилась, молилась, молилась...Однажды, когда я шла мимо монастыря, один нищий просил милостыню. Я уже прошла мимо, но вернулась и дала ему немного денег. Когда отошла, он крикнул мне вслед: «Ангела-Хранителя в пути!». Это заставило меня вернуться. Я не говорила ему, что собираюсь в путь. Я спросила у него, чего бы он хотел из еды. Он ответил: «Сыра». Мы договорились, что он будет ждать, а я пошла, купила ему еды, которую можно съесть без приготовления и отнесла. Хотела отрезать от купленного сыра и себе кусочек, т.к. не могла позволить себе его купить, а очень хотелось, но вернула отрезанный кусок обратно – это было куплено для него. Отнесла, вернулась домой, а там Оля меня встречает со словами: «Я тут премию получила – сейчас угощать тебя буду. Вот, сыра купила и еще всякого». Ситуация меня шокировала, но я поняла, что это ответ на мои молитвы и в дороге у меня будет все хорошо.

В поезде мы ехали в купе. Всю ночь ты пыталась выбраться из переноски и не давала мне спать, что меня очень злило. Я боялась, что ты полезешь к другим пассажирам или что выскочишь из купе, если откроется дверь. Утром я тебя выпустила ненадолго, а пассажирки сказали: «А что ж Вы ее ночью в переноске держали?! Мы совсем не против, если бы она к нам запрыгнула.» Ну что ж, главное, вовремя это сказать...В аэропорту меня провожала Лейла, моя подруга. Я по прежнему очень переживала за тебя и решила подняться непосредственно в офис к представителю авиакомпании, чтобы поговорить. Оставила Лейлу с вещами, а сама поднялась в офис. Сотрудники авиакомпании уже выходили на посадку и я говорила с ними на ходу. Сказала, что лечу к ним в страну первый раз с кошкой и очень переживаю, что кошку могут не пустить на борт. Он обещал помочь и лично поговорить с капитаном. Объявили регистрацию. Выстроились несколько очередей к стойкам регистрации, а у одной никого не было – только тот самый представитель Сирийских авиалиний (мы летели через Сирию) и девушка-регистратор. Мы встретились взглядами, он меня подозвал, сказал девушке оформить кошку как ручную кладь, выбрали для нас удобные места и, пока все только собирались регистрироваться и сдавать багаж, я уже отправилась в зал ожиданий. Когда садились в самолет, мой сирийский помощник стоял рядом с капитаном, показывал на меня и что-то говорил. Нас проводили в салон. Мы благополучно сели. А во время полета стюарды то и дело интересовались, не нужно ли чего мне и моей кошке. Из-за стресса ты отказывалась от еды и воды, хотя накануне сутки не ела и не пила. 
В Сирии нас встретил Самир и мы отправились в гостиницу. Туда нельзя было проносить животных, но наша переноска похожа на обычную дорожную сумку, а ты себя вела тихо, поэтому мы пронесли тебя без проблем. Ты воспряла духом, когда тебя выпустили, дали воды, еды, разрешили везде лазить. На ресепшне мы попросили не убирать нашу комнату, потому что там ценные вещи. Мы выходили в город погулять, а ты отдыхала в гостиничном номере на всех кроватях, во всех комнатах (номер состоял из трех комнат, кухни, душа и туалета), даже полазила по всем шкафам. На следующий день или через день мы улетели в Ирак.На тот момент тебе было 3 года. 

В Ираке мы с тобой прожили долгие 8 лет. Сначала все было хорошо. Тебе можно было многое: заходить во все комнаты, спать на диване, тебя брали на колени, с тобой играли и показывали всем гостям. Постепенно отношение к тебе изменилось. Тебе уже нельзя было заходить в спальню, тем более спать на кровати, тебя уже не брали на колени, потому что оставалась шерсть. Твой туалет всегда вонял, хоть я его мыла регулярно. Но вот гостям тебя по-прежнему показывали, особенно детям.Некоторые взрослые тебя боялись, даже мужчины. Был случай, когда один уважаемый доктор каких-то там наук пришел к нам в гости. Мы его напоили чаем и они с Самиром беседовали о чем-то своем, научном. Гостю позвонили на мобильный. Он ответил. В этот момент в комнату вошла ты и приблизилась к нему понюхать, т.е. поздороваться. Он, не прекращая разговаривать, залез на диван с ногами и стал отмахиваться от тебя. Выглядело это нелепо и смешно. А некоторые женщины старались спрятаться от тебя за кого-нибудь – такой страх ты на них нагоняла. 

Только мама и Худа (сестра Самира) тебя очень любили. И еще Ахмед (племянник). Мама брала тебя на колени, сидя на полу, гладила и разговаривала с тобой, будто ты ее внучка. Заботилась о том, чтобы тебе не было жарко. Худа – единственный человек, кому я могла доверить тебя, если приходилось уезжать ненадолго (иногда мне нужно было уезжать в Россию менять загранпаспорт или в Чехию к отцу). Она тебя любила и баловала. Ты это чувствовала и ходила за ней хвостиком, как за старшей по кухне. Я не ревновала, а была спокойна, что в Ираке есть человек, который о тебе позаботится, если меня не будет рядом. Худа даже готовила тебе отдельно всевозможные блюда: жарила рыбу, приправляла ее разными специями, чтобы было повкуснее. Потом я ей объяснила, что достаточно было рыбу просто отварить, а масло и специи кошке вредны.




В Ираке мы поменяли 3 места жительства: 2 дома и квартиру. Ты везде переезжала с нами. А если мы уезжали на несколько дней в родительский дом, мы брали тебя с собой. Как же тяжело ты переносила дорогу! Для тебя это было настоящим мучением. Честно сказать, для меня тоже. 1,5 часа в переноске в жаркой машине, несмотря на работающий кондиционер. Да и вообще, сколько жарких дней и ночей тебе пришлось пережить! Ты высовывала язык и дышала часто, как собака. Спасала влажная тряпка, но она очень быстро высыхала. Иногда жара достигала такого уровня, что ты не могла ходить по полу, настолько он был горячий, а прыгала на диван и не отходила от кондиционера. 

В один из летних дней у нас появился Соловушкин. Лысый, желторотый... Мы увидели в окно, как дети пытались согнать его палками с нашего забора. Самир вышел и вернулся уже с ним. Мы его вырастили, выкормили. Он прожил у нас 6 лет. Поначалу ты на него охотилась. Я тебя ругала, но не сильно. Поверь, если бы ты поймала соловья, я бы не стала тебя наказывать, как за Кнопку, и Самиру не позволила бы. Ты умница, и так все понимала. Но инстинкт!.. Мы не давали тебе засматриваться на птицу, стараясь отвлечь, иначе у тебя загорались глаза, усы устремлялись вперед, ты издавала звуки, как трещетка, и вот-вот потеряла бы контроль над собой. Ты тогда кое-что придумала.На кухне стояла большая газовая плита. Дверца плиты имела зеркальное покрытие. Клетка висела на пересечении комнаты и кухни, чтобы Соловушкину было видно людей, иначе он начинал звать. Как-то мы обратили внимание, что ты не смотришь на соловья, а сидишь к нему спиной. Вообще никакого внимания в сторону клетки. Это повторялось неоднократно. Не сразу до нас дошло, что в отражении кухонной плиты отлично видно все происходящее, а твои глаза горят не меньше, чем раньше. Потом ты перестала реагировать на Соловушкина. Но мы старались не терять бдительность, помня, что произошло с Кнопкой.


Невозможно забыть самые страшные 5 дней из нашей с тобой жизни в Ираке. Думаю, и ты их помнишь. Сначала стреляли вдалеке, взрывали дома. Я готовила обед, наблюдая все это в окно, и надеялась, что кошмар нас минует. Но стрельба приближалась все ближе и ближе. Когда стало совсем близко, мы легли на пол и отползли в коридор подальше от окон. Ты, глядя на нас, сделала то же самое – ползком перебралась в коридор. Потом мы перебежали к соседям, а вас с Соловушкиным оставили в доме. (Соседи были против кошки в их доме даже в такой ситуации). Было очень опасно, страшно. Я постоянно думала о вас с Соловушкиным. Когда стрельбы и взрывы ушли дальше в город, я поспешила к окну, чтобы убедиться, что вы живы (окно нашего дома выходило в соседский двор). Слава Богу, с вами было все в порядке. Нас не было дома несколько часов. Вскоре мы вернулись. Всего 5 дней продолжались стрельба и взрывы, но больше мы не покидали наш дом.

А помнишь, как ты ушла из дома на целых 2 часа? Я оставила окно открытым на несколько минут, но ты успела незаметно проскользнуть в него. Я кинулась тебя искать и не нашла нигде. Тогда я очень испугалась. Ирак – не Россия. Там я не могла ходить по улицам и звать тебя, стучаться к соседям, спрашивать. В Ираке очень редко у кого в домах живут кошки, разве что в столице и на севере – в Курдистане. Мы жили в провинциальном южном городке, где водятся только дикие кошки. Как я расстроилась тогда! Мы с Самиром пошли к соседям, в чей двор выходит наше окно. Обошли весь их двор, звали, заглядывали во все щели – тебя нигде не было. К тому времени уже стемнело. Мы решили обойти квартал, надеясь тебя встретить. Услышали, как в одном из дворов дерутся кошки. Позвали тебя – в ответ тишина. Вернулись расстроенными. Самир решил распечатать твое фото и на следующий день пройтись по соседям, поспрашивать, не видели ли они тебя. Открыли окно в надежде, что сама вернешься, сели на диван, обнялись и я расплакалась. Вдруг к дивану подходишь ты, как ни в чем ни бывало, правда, немного потрепанная. Я глазам своим не поверила! Как же я тогда обрадовалась! Мы с Самиром стали говорить тебе, что дома лучше, что на улице опасно и еще что-то в этом роде. Я тебя обнимала, целовала и угощала чем-то вкусным. Когда мы слышали, что где-то дрались кошки, это, видимо, ты встретилась с местной дикаркой. 
Вообще, с кошками ты была дружелюбна. Когда мы с тобой гуляли в саду, ты вела себя с ними миролюбиво. Если они тебя не боялись, ты с ними находила общий язык. С одной трехцветной красавицей ты дружила долго. Она поселилась за нашим домом, за туалетом, и родила котят. К нам привыкла, но в руки не давалась. Только один раз, когда ночью был страшный ливень, и она с новорожденными котятами оказалась в воде, не имея возможности выбраться, она не сопротивлялась, когда я брала ее в руки, а только смотрела глазами растерянными, полными ужаса и тревоги за себя и за своих котят. (В ту ночь все были спасены, а котята так и выросли в нашем дворе, но ручными не стали). Все дикие коты и кошки признавали твою территорию и, увидев тебя, старались удалиться или сидели смирно, наблюдая за тобой.

Однажды Самир отобрал у детей рыженького котенка – совсем малыша. Он жил у нас во дворе и я его выкармливала не то что из пипетки – из губки, настолько он был мал. Когда он подрос, мы приглашали его в дом. Ты удивлялась ему и смотрела как на чудо заморское. Много можно вспомнить «кошачьих» историй в Ираке, но о них мы расскажем потом.





Вообще, в Ираке хорошо было, что ты могла гулять на большей территории- возле дома был сад, над домом широкая плоская крыша. Мы часто с тобой гуляли, ты грелась на солнышке зимой или лежала в тени летом, щипала траву, как барашек, обследовала территорию. И еще ты любила лестницы, которые были в каждом доме. К сожалению, тебе не везде разрешалось заходить. Самир диктовал свои правила. А ты была умница – при нем вела себя так, как он того требовал, а когда его не было, мы с тобой нарушали все правила. Это было нашей негласной договоренностью. 



Через какое-то время у нас появился Алийчик. Ты очень удивилась новому человечку в доме, но приняла его как мать. Самир этого не понял. Он запрещал тебе приближаться к малышу, даже к его кроватке, запрещал заходить в детскую комнату, нюхать игрушки. А когда Алийчик подрос и стал тянуться к тебе, Самир стал запрещать ему общаться с тобой. Мне было очень больно от этого. Но у нас с тобой было негласное соглашение. Помнишь?
Я вспоминаю случаи, когда ты ревновала меня к детям, когда они забирались ко мне на колени. У тебя на морде появлялось удивленное и растерянное выражение. Однажды, еще до того, как я успела взять ребенка на руки, ты запрыгнула на мои колени, вжалась в них, давая понять, что ты первая заняла место и вообще, это колени твоей хозяйки. Но так было не часто. Ты всегда была мудрой и миролюбивой кошкой. 
Вспомнилось, как мы с тобой ели морепродукты. Сестра прислала мне посылку, а в ней ее любимые консервы осьминогов и кальмаров. Самир категорически отказался их есть. А мы с тобой, чтобы его не раздражать, ели их вдвоем, украдкой, когда он спал. Кусочек мне, кусочек тебе – все по-честному. Так все и съели. Я всегда старалась поделиться с тобой самым вкусным. И если Самир был против, мы делали это втихаря. Худа тоже тебя баловала, потому что любила. Она и заметила, что, прежде чем взять лакомый кусочек, ты сначала оглядывалась, а потом быстро съедала, понимая, что это надо сделать быстро и по-тихому.

Еще ты ловила мышей, за что тебя зауважали больше. В родительском доме под лестницей стояли мешки с мукой и рисом. Ты долго караулила возле них, а потом приносила мышку. Мы не давали тебе съесть добычу, т.к. боялись, что она отравлена. Выбрасывали во двор. После нескольких выброшенных мышек, стало наблюдаться выражение признательности, уважения и даже некоторого доверия в глазах диких котят, которые росли во дворе.

А помнишь, как я накрывала тебя своим пуховым платком, когда зимой было очень холодно? Ты сладко спала, а потом облизывала мне руки.

А помнишь, как я уехала в Россию, а ты решила, что я тебя бросаю, и не пошла меня провожать, а только смотрела исподлобья и с обидой. Ну что поделать, зайчонок, иногда мне нужно было уехать. С тобой оставалась Худа. Но зато когда я вернулась, ты очень удивилась, не ожидая меня увидеть, вытянула шею, не веря своим глазам, спустилась с лестницы и несколько дней ходила за мной хвостиком, при любом удобном случае заглядывая в глаза с преданностью и любовью. Я тогда привезла тебе всякие-разные вкусняшки и угощала.


К тому времени наши с Самиром отношения совсем испортились. Это отражалось и на тебе, к сожалению. Не имея сил совладать с моим характером, он обижал тебя, тем самым сознательно доставляя мне много боли. Он тебя не бил, не морил голодом, но морально так подавлял, что ты старалась спрятаться, когда он появлялся. Раньше ты встречала его , когда он возвращался с работы. Со временем он стал тебя игнорировать, гнать, когда ты подходила или встречалась на его пути. Мне было больно и обидно за тебя. Дошло до того, что он запрещал тебе сидеть у меня на коленях или лежать на моих тапочках, когда я сплю. Назрел вопрос о моем возвращении в Россию. Я долго и усиленно молилась в течение почти года каждый день с просьбой вернуться в Россию и забрать тебя с собой. Это было очень важно. Ты оказалась в сложной и безвыходной ситуации из-за меня. Ты меня поддерживала и утешала в самые трудные минуты и я не могла тебя бросить в этой стране, где кошек в домах не держат. Тебя отправили бы на улицу на выживание и ты, возможно, умерла бы от голода, от других людей или животных. Ты бы приходила к людям за едой и помощью, а тебя гнали бы камнями и палками. Может, и накормили бы, но в дом не впустили бы. Тебя обижали бы дети, ты могла попасть под машину. От всех этих ужасных мыслей я с еще большим усердием просила Бога уехать самой и забрать тебя с собой.

Наконец, Самир одобрил мое решение и стал заниматься документами (я сама в Ираке не могла сделать ничего). Он 3 раза ездил в Багдад переделывать твой паспорт, в котором допускали ошибки. Прививки имели ограниченный срок действия и мы должны были купить билеты, уложившись в необходимые сроки. Я очень переживала, но у нас все получилось.По дороге в аэропорт и в самом аэропорту мы прошли все проверки. Пограничные собаки на тебя отреагировали лишь любопытством, а женщины на пограничном и таможенном контроле старались отскочить от переноски подальше. И только одна женщина, уже в Турции, сказала, что ты красивее, чем она. Транзит в Стамбуле мы с тобой перенесли хорошо. Я приоткрывала переноску и гладила тебя. Конечно, ты хотела вылезти из ненавистной переноски, но я боялась потерять тебя по дороге, поэтому подстраховалась, надев на тебя шлейку. Ты, наверное, чувствовала, что мы возвращаемся домой, на родину, и вела себя послушно.

В Москве нам пришлось дождаться утра в аэропорту. Я доставала тебя из переноски и держала на руках. Ты боялась и утыкалась носом в меня, особенно, когда мимо проезжали гремучие тележки. До Воронежа ехали в автобусе. Ты сидела на моих коленях и смотрела в окно. Вот она, свобода! Мы вернулись! Тебе было 11 лет. 





В Воронеже мы с тобой сменили еще пару квартир, прежде чем у нас появился постоянный дом. Но здесь тебе можно было все: лежать на кроватях, на письменных и журнальных столах (на кухонные ты и сама не лезла), заходить во все комнаты! Тебя никто не обижал. Появились вкусняшки и хорошая еда. Здесь была доступна нормальная ветеринарная помощь в случае необходимости. Мы сделали необходимые прививки и зажили счастливо.





Я очень благодарна Богу за то, что Он помог вернуться нам вместе.Не представляю, как бы я смогла жить дальше, если бы вынуждена была оставить тебя там. Я бы никогда себе этого не простила!






Через некоторое время у нас с тобой появился настоящий свой дом. Последние полтора года ты прожила в нем полноправной хозяйкой, в любви и заботе. Здесь ты встретила свою старость. Здесь я проводила тебя в ту, в другую жизнь в почтенном возрасте 15 лет. Не говорю «в последний путь». Он не последний. Мы с тобой обязательно встретимся, только позже. Я тебя очень люблю и ты навсегда осталась жить в моем сердце.

До встречи, малыш!