25. Запись от 17 ноября 2019 года. Пьер БуалО, ТомА Нарсежак. Последний трюк каскадёра. Продолжение

Среда. Ещё три дня. Даже меньше. Я дожидаюсь середины дня. В это время Фроман обычно заезжает на завод - мне это известно от Шамбона. Я снимаю телефонную трубку.

- Алло... Можно попросить господина Фромана?

- Простите, по какому вопросу?

- По личному, и срочно.

- Не вешайте трубку.

Молчание. Гулко стучит сердце. Когда-то я был хладнокровнее... Вдруг голос Фромана - властный и уже раздражённый:

- Да! Кто это?

- Господин Фроман?

- Да, слушаю!

- Вам следовало бы лучше следить за своей женой. Её часто видят с другом.

Сразу вешаю трубку. Насколько я знаю Фромана, он в ярости. Бедняга! Весь вечер будет распалять эту ярость, но не позволит ей выплеснуться наружу. Пока что. Ему, конечно, известно, что племянник занят его женой несколько больше, чем требуется. Известно с некоторых пор. Но теперь скандал становится публичным. Надо резать по живому. Он и отрежет. Завтра четверг. А может, пятница. Без звука. Без пустых угроз. Что он может сделать? Не надо забывать, что, если он ударит по Шамбону, тем самым ударит по собственной сестре. Итак, - удалить Шамбона? Отправить его в один из филиалов? Этого мало. Если Шамбон и Иза захотят встречаться, расстояние для них не помеха. И потом, - почему бы ему сваливать всё только на Шамбона? Почему не на саму Изу и - рикошетом - не на меня? Он может вернуться к распоряжениям, принятым в нашу пользу, или прогнать нас. Или же сказать Изе: "Если ты будешь встречаться с Марселем, я выставлю твоего брата за дверь!"

Я закрываю глаза и испытываю лишь минутное мозговое возбуждение. Нервы мои также убил Фроман. Неминуемо надвигается грязная семейная ссора. Кстати, какое мне дело до этого? Главное в моём замысле - чтобы дядя сцепился с племянником, чтобы робкие поползновения Шамбона превратились в некий безумный огонь, чтобы им владело одно желание - устранить препятствие. Теперь одно из двух: либо он изо всех сил станет помогать мне убрать Фромана, и тогда мы - Иза и я - хозяева положения. Либо он рухнет, и Фроман уничтожит нас вторично - и меня, и Изу. Вот так-то!

Четверг. В два часа - звонок Изы. Так и есть. Вспышка всё-таки произошла. Но - не взрыв. Скорее, внутреннее извержение. Фроман выглядел внешне спокойным, хладнокровным. За кофе он миролюбиво сказал племяннику: "Ну и подонок же ты!" А затем - Изе: "Для шлюх у меня почасовая ставка."Затем он продиктовал свои условия. Шамбон отправится в ссылку, в гаврское бюро - с запрещением трогаться с места. Изу ждёт заточение в замке. Средства будут урезаны, назначена встреча с нотариусом. Зачем? Тайна. Теперь обо мне. Под предлогом реабилитации после травмы меня, кажется, отправят в приют. Короче, гнев мелкого буржуа, которому наставили рога. А что старуха? Её он ещё не поставил в известность. Итак, мой телефонный звонок сразил всех наповал. Иза буквально в ужасе. Почва ускользает из-под ног. В её воображении мы уже отверженные, нищие. Она во всём обвиняет меня. Я же преспокойно ожидаю Шамбона. События мне повинуются. Если я и проигрываю по части эмоций, то выигрываю в холодной трезвости.

Фроман не изменит своего распорядка дня, дабы подчеркнуть, что домашние неприятности не в силах поколебать безмятежность его духа. В глазах всего света он должен оставаться господином Президентом. Значит, как обычно, он отправится на цементный завод. Шамбону же там появляться запрещено. Он ринется сюда, чтобы разыграть взбунтовавшегося хвастуна.

И действительно, - через некоторое время Шамбон вваливается ко мне в крайнем возбуждении. Даже не даёт рта открыть. Говорит... Говорит... Ходит взад-вперёд, пихает ногой ковёр. Однако, вопреки моим ожиданиям, злится он главным образом на свою мать. Старуха, кажется, на стороне Фромана.

- Нам остаётся поставить крест на неделимости имущества! - кричит он. - В таком случае, придётся продать Ля Колиньер, и мы ещё посмотрим, кому от этого будет хуже. Интересно, что я буду делать в Гавре? Иза подаст на развод, я подожду её там, и баста! Он воображает, что может диктовать нам, как жить!

Чёртов Шамбон! Всё ещё носится с разводом, всё ещё пытается увильнуть от последней, решительной стычки с Фроманом. А ведь он знает, что стрелять-то буду я, и ему нечего бояться. Всё норовит улизнуть, а разыгрывает благородного влюблённого, готового на любые жертвы.Меня так и подмывает двинуть ему костылём в физиономию. Но я слушаю, покачивая головой, - будто поддакиваю. Когда же наконец он плюхается в кресло прямо передо мной, я невозмутимо заявляю:

- Бедный мой Марсель, ты становишься идиотом. Я изучил возможность развода. Если бы тут были шансы на успех, за неё следовало бы ухватиться. Ведь не от хорошей жизни я дошёл до мысли избавиться от твоего дяди. Это единственное средство освободиться от тирана, из-за которого жизнь становится невыносимой.

Слово "тиран" ему явно нравится. Мне нетрудно доказать, что Фроман, благодаря своим связям, манипулировал бы адвокатами, судьёй и всеми, кто был бы занят бракоразводным процессом. Он сделал бы всё, чтобы довести Изу до нищеты.

- Да и тебя разорил бы, глазом не моргнув.

- Моя мать богата, - возражает Шамбон.

- А кто управляет её состоянием?.. А? Опять он! Согласись, - ты в его руках. Послезавтра вечером всё провернём. Он должен присутствовать на собрании ветеранов войны, - даже газеты об этом пишут. Но это ненадолго - к десяти часам вернётся. Иза отправится в гости к Луазелям. Ты знаешь, что нужно делать. Когда приедет полиция, в замке будут только двое: твоя мать - в левом крыле, и я - в правом. Где сейчас Фроман?

- Уехал.

- Так давай, за дело. Я покажу тебе, как действовать. Толкай коляску.

Он попробовал возразить в последний раз.

- А тело? Как перетащить его в кабинет?

- Положим на мою коляску. Ты будешь толкать - я за тобой.

Видно, как он трусит, но повинуется. Мы направляемся в гараж, который сообщается с кухней через маленькую дверь. Вход в гараж открывается с помощью фотоэлемента. Ворота наподобие подъёмного моста, причём сбоку образуются теневые участки, где можно отлично спрятаться. Я объясняю Шамбону, как буду действовать. Неотвратимость действия некоторым образом согревает меня, и приходится делать усилия, чтобы скрыть волнение.

- Кровь, - замечает Шамбон. - Он будет истекать кровью на цементном полу... сами понимаете...

- И это предусмотрено, - бросаю я небрежно. - Прежде всего, пуля в сердце почти не вызывает кровотечения, а потом, на всякий случай мы захватим одеяло, расстелем его на моей коляске. Есть ещё вопросы?

Опустив голову, Шамбон молча доставляет меня в мою комнату.

- Револьвер возьмём в субботу, в последний момент. Не забудь перчатки, так как тебе придётся заняться револьвером; я уже объяснял тебе - парафиновый тест. Полиция должна обнаружить только его отпечатки и следы пороха на коже.

- Вы в самом деле думаете, что это необходимо?

- Но я объяснял, чёрт возьми! Из-за парафинового теста. Для полиции это будет доказательством самоубийства... Что ещё, старина? Это не вернёт мне ноги, но мы все вздохнём свободно. Дай-ка бутылку!

Мы выпили по рюмочке, и к Шамбону вернулись краски. Он ещё не перестал кидаться в крайности - от возбуждения к унынию - но, уходя от меня, снова воспрял духом.

А пятнице, казалось, не было конца. Иза в полном отчаянии сидела взаперти в своей комнате. Я хотел было её приободрить, объяснить, что стараюсь ради её же освобождения. Я страдал, но в то же время, признаюсь, был доволен собой. Нет, я не конченый тип! И вот доказательство!


/ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ/