Под созвездием Гончих Псов

Моему сотоварищу по рыбалке и тихой охоте, Виктору, кто-то подарил на юбилей породистого щенка русской борзой. Щенок - с хорошей родословной, с документами. Всё как положено.
Выросла Лада настоящей красавицей! Изящная, как лань, быстрая, как порыв ветра. Шерсть белоснежная, без единого пятнышка, мягкая и шелковистая. Глаза – как чёрные оливы, взгляд – преданный и ласковый.
А норов-то какой! Весёлый, покладистый. И умница Лада необыкновенная! С чужой руки никогда не примет подачки, как ни уговаривай. Истинная аристократка!

Вымахала Лада – дай бог, высота в холке – более семидесяти сантиметров.
Как только Лада достигла половой зрелости, взыграла в ней «голубая кровь». Виктор и сон, и покой потерял.
- От еды, зараза, нос воротит, бока ввалились. И смотрит на меня своими оливковыми глазами так, словно говорит: «Пора пришла, хозяин. Зов природы, ничего с собой поделать не могу!»
- В город свези свою красавицу, там ей сужено наверняка найдёшь, - я поплевал на червя и, размахнувшись, забросил удилище в воду.

- Вот ещё, не было печали, - недовольно пробурчал Виктор. – Не поеду в город, далеко и накладно. Я для Лады местного жениха подыщу.
- Где ты в нашем захолустье борзую найдёшь? Это всё равно, что воду на Марсе искать.
- А на кой мне борзая? Вон, у знакомого егеря хороший кобель имеется, помесь бульдога с носорогом. Пускай женихаются, а приплод потом поделим пополам.
Полкана я видел пару раз – огромная псина недюжинной силы! Тело мускулистое, сбитое, морда огромная, как у медведя. А характер у Полкана своенравный и непокорный, и что-то волчье проглядывало в его не поддающейся определению породе. Не хотелось бы мне встретиться с Полканом один на один на узкой дорожке!

Свой замысел Виктор воплотил в один из морозных зимних дней. Для новобрачных он освободил свой гараж, выгнав свою «ласточку», тёмно-синюю «Ниву», на улицу. Поставил в гараже миску с водой, приготовил корм, а для хозяина Полкана - знатный магарыч.
Лада, глядя на хозяина непонимающим взглядом, долго не хотела идти в гараж, брезгливо отворачивала точёную, хорошо вылепленную, морду, от пропахшего бензином тёмного помещения. Она тревожно косила на Виктора своими умными глазами, нервно перебирала длинными ногами, пока Виктор бесцеремонно не подтолкнул её со словами «стерпится – слюбится», и закрыл дверь на засов.

Вскоре привезли Полкана, и под общие шутки-прибаутки - «счастья молодым, совет да любовь», оставили собак в гараже на пару дней.

Виктор выудил мелкого карася, снял с крючка и бросил в ведро:
- Всякое повидал я в жизни, но такое видел впервые!
- Да говори уже толком, не томи.
- Открываю я, значит, дверь гаража с опаской. Хозяин Полкана рядом стоит, лыбится, как медовый пряник. Приглядываюсь – картина маслом! Моя красавица – в одном углу, Полкан – в другом. Как пионеры, чесслово!
Виктор сплюнул сквозь зубы.
- И чую, такая меж ними неприязнь – не передать!
Полкан, прежде самоуверенный и напористый, сидел тише воды, ниже травы, и такое недоумение и обида читались в его собачьих глазах – не передать!
- А Лада твоя?
- А Лада, грациозно изогнув спину, тоже глядела на меня с немым укором. Дескать, соображаешь ли ты хозяин, что творишь? Мне даже стыдно стало… За эти дни Лада потускнела и поблекла. Прежний лоск сошёл с неё, как вешний снег – под напором весеннего дождя.

Михалыч, егерь, тоже удивился:
- Вот дела-аа… Не зря говорят – «голубая кровь». Побрезговали, значит, нашим Полканом. Ну что ж, насильно мил не будешь. Поехали, Полкан, до хаты!
Кобель, поджав хвост, последовал за хозяином.
Михалыч недовольно принял из рук Виктора магарыч, и со словами «подумаешь, цаца!», уехал.
- Умница твоя Лада необыкновенная! Не зря говорят – «каждой кастрюле – своя крышка».
- Дура, а не собака. Смотрела на меня после этого случая так, словно я её предал. Я же как лучше хотел!

Прошло несколько месяцев…
Виктора я не видел с того самого дня, как он поведал мне эту историю. И на рыбалку вместе не ездили – то у него не получалось выкроить время, то у меня.
В середине декабря, накануне массового отстрела собак в нашем провинциальном городишке, мне повстречалась большая свора собак. Я называл эту акцию нашей администрации не иначе, как «живодёрней», но поделать ничего, увы, не мог.
Среди такс, беспородных двортерьеров, овчарок, оборвавших цепь ради «собачьей свадьбы», издалека выделялась одна собака, идущая впереди стаи. Высокая, статная, не потерявшая прежнего изящества и грациозности… Да, это была Лада! Прежняя белоснежная шерсть свалялась и обвисала теперь грязными клочьями. Она исхудала так, что кожа прилипла к рёбрам. Многочисленные репьи, словно блохи, щедро облепили её худое тело. Особа «голубых кровей» вела свою четвероногую свиту в неизвестном направлении…

Стало очевидно - не дождалась Лада своего принца! Не встретила того единственного и неповторимого, которому смогла бы подарить себя без остатка! Отчаявшись встретить достойного кавалера, превратилась Лада в царицу бродячих собак.
Мне стало и грустно, и обидно за это умное прекрасное создание по кличке «Лада».
У животных – всё как у людей, или люб, или не люб…

А спустя какое-то время я случайно столкнулся с Виктором на автозаправке.
- Сколько лет, сколько зим! Ты куда пропал?
- Да вроде бы никуда не пропадал. Как дела? На рыбалке давно был?
- Давно. Закрутился совсем.
- Чем занимаешься?
- Да так, всем понемногу. Бизнес небольшой открыл. Вот, иномарку приобрёл. – Виктор хвастливо похлопал «Фольксваген» по капоту.
- А как твоя Лада?
- Лада? Какая Лада?.. Ах, да, Лада! – Виктор неприятно рассмеялся. Я сначала не понял, думал, ты про машину спрашиваешь… А Ладу застрелили.
- Как застрелили?
- А вот так. Во время планового отстрела собак и застрелили. Измучился я с ней, понимаешь?
- Понимаю… Слушай, ты Экзюпери читал?
- Нет. А кто это?
- Это Экзюпери написал – «мы в ответе за тех, кого приручили».
- Не-ее, не читал. Ладно, друг, мне пора. Может, как-нибудь на рыбалку махнём, по старой дружбе?
- Не махнём, Витёк. – Я с такой силой захлопнул дверцу автомобиля, что стекло подозрительно звякнуло.
Я нажал на газ, и, обдав Виктора облаком пыли и газа, рванул с места.
Больше наши дороги с Виктором никогда не пересекались.