Спировка. Воспоминания по фото Харина

Нашла фото у Харина. Вначале не могла опознать, а потом поняла, какая это часть города. Это же моя Спировка!
Думаю. что речка снята от мостика через нее, который вел к нам на Зимовку от города. Эта тропинка протоптана рабочими Металлиста. Домик, к которому стремятся петлявые тропочки, принадлежал Лепунихе - бабушке Светы Санталовой,нашей  одноклассницы. За усадьбой тропинка забегала за забор огорода, переходила на мостик через ручей, который сочился болотами от Карповых и под Пестовыми, как идти в город от них через низину за дор.участком. Смешанным лесочком по низине сочилась вода дальше по лугу между кропачевскими увалами и ветлечебницей, текло потихоньку это сочиво в чернозьме болотца в сторону татар - было за задами мебельной фабрики несколько домов, один барак-коммуналка и два домика по бокам. В них жили татары и одна удмуртка с очкастым и наглым сыном Шуриком. Один домик принадлежал Рае-татарке и ее мужу. Она была невысока ростиком, ладно сложенная, пышные рыжие волосы обрамляли ее лицо медным облаком, у нее были красивые грустные большие глаза цвета горячего кофе в стакане, стоявшем на солнце, а вернее, цвета того напитка, который в школе продавали, как кофе, которым он пах, небольшой носик и немного капризно изогнутые яркие губы. Она работала на мебельной. Ее муж ездил на мотоцикле. Иногда пил, как все тогдашние слободские мужики. Его я не запомнила, каким был. Как будто русским.

Был у них сын, чуть младше нас. Ее домик отстоял от коммуналки на другой стороне тропки, которая вела к Пестовым через наше болото. Тропка, вилявшая и прыгавшая с бугорка на бугорок, от города под забором мебельной, слегка занырнув за забор раздваивалась, как язык маленькой змейки, обходила ямину. Более тоненькая шла к бараку, где жили семьи три-четыре, а другая ветка тропки мягким песком стелилась и вихляла между двумя тынами песчаных огородов - Раиного и Митюковых, перед огородами тропка тонким отростком отходила к Раиному дому. У них перед домами, как бы посередине, только ближе к городу, на отдалении от домов, была большая, широкая и глубокая яма, поросшая травой и полынью, в нее они сбрасывали мусор. Видимо оттуда когда-то давно брали глину и выкопали очень много и глубоко. Ее постепенно заполняли ненужным хламом. Однако, при ливнях, легкий хлам всплывал, края становились скользкими. Яма превращалась в озеро.
По-над ямой рядом с окнами Раиного дома шла дорожная колея от телеги, на которой постоянно приезжал дядя Рамазан на обед и вечером. Разнуздывал свою лошадку и она тоже обедала на сочной полянке у дома.

По краю ямы росли мелкие ало-малиновые гвоздички, которые мы называли часиками. По ним можно было определять время и еще можно было прокручивать соцветие и лепесточки, как часовые стрелочки, перемещались.По весне Рая, как Богородица из молитвы, полоскала белье в мерзлой полой воде, стремительно шедшей надо льдом взбухавшего от таявшего снега ручья, проходившего по-над левым боком ее дома. А правый западный бок был защищен тыном. Ограды, как таковой у них не было, просто 3 жердины в перевясле огорода очерчивали ее одворицу.

Дом лицом был обращен к городу - на юг. От крылечка на север можно было пройти в их погреб, сарай и хлев. А второй домик спрятался за коммунальный барак. Смутно помню, что жил там старший женатый сын Митюковых.

Отец большой семьи работал на лошади. Его глаза, похожие на Раины, грустные, по очень добрые (сейчас думаю, что они были родными, потому что похожи, только он высокий). Он любил своих детей, которых было, наверное человек 6. Младшая Лия. Вот к ней я и бегала. И меня, наряду со своими детьми, привечал дядя Рамазан. Никогда не забуду, как он однажды угостил конской колбасой, которая у него вялилась на батогах, привешенных к потолку сарая в петлях, от котов и мышей. Видимо, я на нее так пялилась, что его сердце не выдержало, он снял одно кольцо, взял ножик и отрезал ломтик вкусно пахнущей колбасы. Запах вяленого мяса смешивался с запахом сушившихся там же трав, древесных стружек от обструганных досок... Он говорил немного по-русски. Его жена только по-татарски. Лия мне была переводчицей.Почему-то я никак не могу их забыть. И всякий раз пишу о них, а они все не выписываются из меня до конца

Продолжу дальше описание картинки. Когда тропка от моста стелется дальше, она подбирается к дому Якова и Лидии. Яков был на одной ноге. В войну правую ногу ему ампутировали и он ходил на деревяшке. Мастеровой был человек. Напротив дома по-над крутым берегомречки у него был сад. По весне всякий раз речка откалывала кусочек берега и объедала его садовую землю. Он старался укрепить берег, да не всегда удачно. Речка натыкалась как раз на повороте на место, где был его сад... В саду в бочке, приспособленной для копчения он готовил рыбу. Как там вкусно пахло, когда он чародействовал! Так и несло нас голодных на этот манящий запах! Фамилия ни я, ни мой брат, не помним. Но хорошо, что Витя запомнил их имена и сказал мне. Он с ними ездил по грибы. И вообще, у него память гораздо лучше моей. Три окна их дома смотрят на юг, а лицо обращено на восток, к Вятке. Они всегда держали корову. Не помню, из-за чего они продали дом и куда уехали... Дом купили Федоровы, приехавшие из деревни. Людочка училась с нашей Ириной. Тропка, от берега вступила на улицу Встречную. От дома Якова она повела к дому Калининых. Какой красивый дом был у них! Я обожала ходить к ним в гости! К Лидии Модестовне и Донату Петровичу. Отец Доната Петровича работал Мастером колокольных дел на Металлисте. Петр Калинин. Отчества не знаю, но встречала где-то о нем было написано в архивах и была его фотография. Перед смертью он сильно болел, никого из гостей не принимал. Часть дома принадлежала Донату Петровичу, а в меньшей части жили отец, мать и дочь Галина Петровна, работавшая на мебельной в цехе и, как общественную нагрузку, вела библиотеку. Иногда, когда отцу было полегче, меня пускали навестить его. Седой человек с большой, как мне казалось, головой и светлыми глазами. Цвета глаз не помню, но мне они были светлыми. Я было 2х лет, может еще меньше, когда самостоятельно начала свои хождения в люди. Вначале по Зимовке и Пестовым. Сад Калининых тоже был напротив их дома с мезонином. Сад спускался на заливной луговой берег Спировки. Следующий дом попозже принадлежал Овечкиным, у них сад примыкал к дому, потому что напротив их углового дома жил милиционер Чибисов. Вместо сада. До Овечкиных дом принадлежал пожилой даме. Именно Даме, а не просто женщине. Она была невысокого росточка, немного сдобная, пухленькая, как румяная булочка из печки, не смотря на возраст. Или мне она показалась в возрасте? Ведь я была очень мала. И все взрослые казались мне пожилыми. Мужа ее не помню. Может его посадили по 58й статье? На крыльцо вела широкая и высокая, ступеней в семь, лестница. На нее я долго и осторожно карабкалась, преодолевая выскобленные добела половИцы каждой ступени, а вот назад - не могла сама. Меня она сводила по ступенькам. Помню ее лестницу очень белой и немного сияющей, может это от солнца? Как зайдешь на крыльцо, в сенях слева был большой чулан с кадями для муки. Справа дверь в просторный, как лестница, дом. Встречала белая печь посередине. Ветер лениво надувал тюль на окнах, выдувая из нее паруса. Больше ничего из этого дома не помню. Только простор, свет, много воздуха и открытые окна. Не знаю, откуда к нам приехали Овечкины... Он был хирургом. Имя его забыла, хотя мне говорили его. А сыновей помню. Старший Валера, младший Саша. Вернее, младший потом стал средним сыном. Валерина жена и мать родили примерно через годик. Так что дядя был старше племянника на годок. Все парни были красивыми.