Почему люди такие злые? (отрывок из книги "Воспоминания о детстве")

Что такое добро и зло дети познают с того времени, как начинают говорить. Множество стихов и сказок их учит тому, что эти две противоположные категории нравственности и морали влияют на нашу человеческую жизнь. Составляют то значимое качество человека, по которому мы определяем свое отношение к нему. Благодаря им детство так четко делит всё на доброе и злое. С экранов телевизоров моего детства, а оно в основном было тое бело-чёрным, лились сказки про добрых девочек и злых мачех, про добрых королей и злых их братьев и колдунов. Народный фольклор пел песни о добрых славных воинах и меня нисколько не волновало при встрече с другими какие они на самом деле. Для меня большинство из них были добрыми, спешащими на помощь, смелыми и храбрыми в своей доброте и конечно, служили примером. Такая непосредственность и наивность сослужили мне плохую службу. Я доверяла добрым людям и считала, что зло всегда само собой накажется или это кто-то сделает. Со временем я поняла, что под маской доброты могут скрываться настоящие злодеи и жестокие люди. Что в добре и зле скрыто множество серых оттенков и судить о человеке нужно не по тому как родители тебе преподносят данного человека, а по тем поступкам, какие этими людьми совершаются.
Я уже писала, что всё мое детство я провела в городе в окружении столичных жителей. Большинство соседей, проживающих в нашем огромном доме, были интеллигентными людьми или, как мне тогда казалось, ибо они занимали руководящие или номенклатурные должности. Да и вообще слово «интеллигент» в то время было почти синонимом должности, так как должность могли дать только начитанному, культурному профессионалу. Жизнь доказала, что это совсем не так. А тогда… Над нашей квартирой жила не маленькая семья, в которой насчитывалось аж три поколения. Отношения у нас были прохладными, но уважающими проживание в одном пролёте. При встречах члены семей всегда здоровались или раскланивались, а главы семейств приподнимали шляпы. Иногда, как и у всех соседей, живущих над и под, возникали короткие перебранки из-за капающего белья или ограды поставленной на огромные окна веранды (мы жили на первом этаже). Стареющие взрослые со второго этажа над нами были муж, дядя Карен – номенклатурным чиновником, жена, тетя Клава–санитарным врачом Санэпидупрвления. Их дети были в самом разгаре становления своей карьеры. Всё вроде бы чинно и нормально. Только вот тётя Клава, всегда вымывая ступеньки второго этажа веником, смывала раствор хлорки до первого этажа и ей было плевать на то, что мне с братом, да и многочисленным проходящим через наш сквозной подъезд приходилось плюхать по грязной хлорке, практически весь день. Так она считала обеззараживала свой дом от разной заразы, преимущественно той, которая жила в подвале. А в подвале жила многодетная семья, переехавшая в столицу из далекой деревни и пытавшейся выжить в мегаполисе, денно и нощно работая на вокзале. Хлорка лилась по ступеням и образовывала лужи, в которых копошились маленькие дети, которым интересно было узнавать, что это за белая вода. Раз в год тётя Клава травила дустом подвал и вызывала для этого санэпидстанцию на дом. Санстанция дустом «облагораживала» подвальные помещения, а дети в той семье попадали в больницу. И тётя Клава считали себя большой чистюлей и единственным борцом с клопами, сороконожками и «чумой». Лужи конечно можно было вымести веником, но мои родители и родители соседских мальчишек с утра были на работе. Сделать это было некому и только вечером, как правило, придя с работы, моя мама, переодевшись в халат и надев резиновые тапки, выметала всю гадость на улицу в канаву, поливая водой эти белые разводы ковшиком из ведра. Вот так и поддерживалась чистота в нашем доме напополам с грехом и болезнями детей. Я уже писала, что рядом со входом в наш дом располагался большой хлебный магазин. Аромат свежеиспеченного хлебы щекотал наши ноздри с раннего утра, а грохот разгружаемых поддонов с белым и серым хлебом будил лучше любого будильника. Но у этого счастья была и другая весьма неприятная сторона, - хлеб любят не только люди, но и тараканы, и мыши с крысами. Крысы редко забегали в подвал нашего дома, а вот мыши были просто бессмертными. Сколько мы и соседи переловили их мышеловками и перетравили мышьяком история умалчивает, но они с завидным упорством появлялись каждую ночь и хрустели абсолютно всем - и крошками, и бумагой, и обувью. Правда множеством курьёзных и смешных происшествий наш дом тоже обязан им. В нашем доме практически не было кошек, на двух этажах жили собаки-на третьем этаже жил той-терьер, а на четвертом московский боксёр Норд и левретка Джоя. Понятное дело, что у мышей даже не было естественных врагов и по этой причине они благополучно плодились и размножались. Я всё детство мечтала о собаках и кошках и, слава богу, у меня были родители, которые несмотря на тесноту позволили иметь и тех, и других.
В тот год счастье у меня было двойным – мне на день рождения подарили маленького пуделька, подруга мамы принесла тогда же рыжего котёнка, а папа, как-то вернувшись с работы, вытащил из под серого плаща небольшую среднеазиатскую черепашку и сказал: «Ну вот, доча, теперь у тебя целый зоопарк! Будь им доброй хозяйкой!» Моему счастью не было предела. Я носилась день и ночь со своими питомцами, даже гулять водила, не говоря о лотках и полных мисках. Пыталась их дрессировать и как только могла затискивала и ласкала их. Будучи ещё ученицей третьего класса по фортепьяно им играла на своем инструменте неказистые музыкальные пьески и песенки, и они со мной радостно разделяли время. Хоть и жили они у меня не долго, по вечерам я устраивала представления «Театра друзей», мучая своих родных требованиями обязательно присутствовать на представлениях и восхищаться моими подопечными. Родные мне не отказывали в таком внимании, и я чувствовала себя маленькой дрессировщицей - Натальей Дуровой, которая выступала каждое воскресенье по телевизору в программе «Будильник». Моё представление - то и состояло из одного всего номера и называлось «Дружный поезд». Я садилась на вращающийся стул говорила: «Ну, начали!» и клала рядом с ногой большой капустный лист (а моя черепашка обожала её) и начинала играть песенку «Ах, мой милый Августин, Августин!». Черепашка, унюхав капустный лист вытягивала из-под панциря морщинистую голову и бодро направлялась в сторону капустного листа. Мотя, рыжий котенок прыгал на спину черепахе, одновременно, пытаясь лапкой поймать голову черепахи. Та её втягивала, но не прерывала своего целенаправленного движения, и всё это походила на танец в определенном ритме. Далее выходил на сцену мой любимчик-пуделёк Чарли и оглушительно облаивал двух других, которые нарушали заведенный порядок и служили ему игрушкой. Он прыгал на своих лапках, вилял хвостиком и пятился перед дуэтом, умильно припадая на передние лапки. Это зрелище умиляло всех и бурные аплодисменты доставались всем участникам представления, когда черепаха замирала над капустным листом и Мотя больше никуда не ехал. Вам не передать ту радость, которая наполняла моё сердце. Но…
В тот день ничто не предвещало никакой беды. С утра мы с Нонкой уже вывели каждая своих питомцев на прогулку, вернулись домой. Я занялась своими занятиями по музыке. Мне надо было разучить очередное задание. И я сидела перед своим пианино «Красный октябрь» и учила очередной такт этюда Черни. Был уже полдень. В дверь позвонили. Я удивилась. Согласно не писанному закону в нашем доме входные двери никогда не закрывались, только на ночь. А если раздался тарахтящий с хрипотцой звонок, то это значило, что это просто чужие люди. Напевая под нос мелодию, я прошла в коридор и открыла дверь. За дверью стояли две весьма милые женщины в чёрных халатах, и я подумала, что, наверное, наконец наняли дворников. Женщины, мило улыбаясь, пояснили мне, что они пришли делать «дератизацию» и во всех квартирах нашего подъезда уже оставили лекарство. Попросились пройти к нам в дом и тоже оставить его. Я даже не представляла себе, что такое это «дератизация», а раз все соседи согласились и впустили этих улыбающихся женщин, то и мне не следует им отказывать. Я их пригласила в дом. Они прошлись по комнатам, несколько раз нагнулись, заглянув под кровати и два дивана (они не заглядывали, а разбрасывали отраву). С чувством выполненного долга и удовлетворением на лице они двинулись ко входной двери. Но чёрт бы побрал мое радушие в тот момент. Я предложила им остаться на несколько минут, угостится конфетами и посмотреть на мое преставление. Они с большим удовольствием согласились. Я принесла своих питомцев, которые нежились на балконе и продемонстрировала им все их умения. Конечно, им всё понравилось и конечно они угостились конфетами (до сих пор жалею, что эти конфеты не были отравлены). Потом, похвалив меня и поласкав моих питомцев попрощались и ушли. Закрыв за ними дверь, я вернулась к прерванному занятию, а мои малыши отправились на кухню видимо попить подумала я, наблюдая, как медленно и неохотно они шли по коридору. Если бы я знала какой ад их ждёт через два часа. Пока я занималась, время шло, да не шло. Из магазина вернулась моя бабуля с молоком, потом пришла на обед мама. Вот тут и всё началось. Ласковая Мотя, увидев мою маму прыгнула на неё и вцепилась ей в волосы и громко начала мяукать. Она шипела на всех, кто приближался к ней. А когда мама, с большим трудом и уроном на руках, сняла её с головы, то она бессильно повисла у неё на руках. Чарли не было видно, но вдруг из спальни бабушки и дедушки донесся жуткий вой. Я кинулась туда. Чарли лежал перед кроватью дедушки распластавшись и его рвало кровью. Он дергался и скулил. Бабуля сразу догадалось что это. Обняв меня и, крепко прижав к себе, она сказала: «Это отрава. Вряд ли мы их спасем.» Я рыдала, и от беспомощности у меня темнело перед глазами. «Бабуля, помоги их спасти. Ну сделай же хоть что-нибудь…» бабушка только развела руками. «Нужно промыть им желудки. А вдруг поможет!» - сказала мама. Она побежала на кухню и быстро развела соду в стакане воды. Больше часа мы все вместе пытались влить раствор соды в пасть котенку и щенку. Но раствор или выливался мимо, или выливался обратно с неукротимой рвотой. Конечно были сделаны звонки всем родственникам-докторам, которые, как я потом узнала, посочувствовали и объяснили, что ничего не поделать, так как даже яд нам не известен. Я от рыданий и слез совсем обессилела и у меня от волнений понялась высокая температура. Когда поздно вечером я увидела, что мои питомцы бессильно лежат на полу нашей ванной, то я потеряла сознание. Я до сих пор не помню следующие три дня, мама говорила, что я приходила в себя и всё время плакала пыталась бежать и спасать Мотю и Чарли. Мои питомцы ушли на радугу в тот же вечер. Мой папа увёз их за город и похоронил, если так можно говорить о кошках и собаках. Мне о этом сказали только через три дня. Но старались как - то обнадежить, что хоть черепаха жива. Дня три ещё я не хотела ни с кем разговаривать и постоянно смотрела в окно в надежде, что те милые «убийцы» придут ещё к кому-то. Я впервые столкнулась с подобной злостью и жестокостью. Зная, что мои питомцы отравятся и сдохнут радоваться и веселиться ими, даже не предупредив хозяйку. Да и зачем, ведь поди не люди это, а котенок с щенком, да живучая черепаха. Через неделю Нонка, моя милая подружка вытянула во двор меня, уговорив просто посидеть на лавочке перед нашим балконом. Вяз, посаженный моим папой, щедро осыпал площадку яркими желтыми листьями. Я всё рассказывала и рассказывала о том, что случилось и потихоньку успокаивалась. Прошло немного времени пора было возвращаться к урокам. Когда мы подошли ко входу в наш подъезд меня сверху окликнул голос: «Ирина!» я подняла глаза наверх. Над бельевыми тросиками нависла голова тёти Клавы с разноцветными бигудями на жиденьких волосах. «Ирина! Это правда, что твой Чарли сдох?» Я ответила «Да» и услышала чудовищное для меня «Слава богу, деточка, от собак в доме бывают блохи, а твой ещё и каждый вечер лаял! Просто голова раскалывалась!» И тут я поняла, что это именно она вызывала тех милых женщин. Я крикнула «Какая же вы ведьма!» и побежала в дом. С тех пор я ненавижу, когда меня окликают «Ирина». А черепаху я вернула на болотные озера Октемберянского района, выпустив вместе с папой её, теплым осенним вечером. Она напоминала мне о Моте и Чарли.