Елена

Одна из этимологии имени Елена приводит его к исходному слову селена, то есть луна. Сейчас не важно углубляться в лингвистическую проверку этого объяснения, впрочем, наиболее вероятного. Каков бы ни был корень имени Елена, несомненно участие, первичное или вторичное, в этом имени слова селена, как несомненен и лунный характер родоначальницы всех Елен — дочери Леды.

Историческое ли лицо или мифический образ, но Елена Троянская представляется «повитой ладаном лунным»: она — аспект Луны, но не темной ее стороны, обиталища Манов и господства Гекаты, а светлого полушария. Оно тоже наводит чары, но более вкрадчивые и не направленные непосредственно ко злу. Такова та Елена, Луна в наибольшей пышности своего магического света, подчиняющая себе всю природу и растворяющая своим фосфоресцирующим туманом все очертания и все формы. Это недоброе обаяние, завлекающее, не зная отпора себе, и размывающее внутреннюю четкость, после того как очарованные утратили волю и самоопределение. Елены идут по пути той, первообразной, но, конечно, с соответствующим понижением и плана, и силы.

Имя Елена знаменует женскую природу, но не в телесном моменте брака и рождения, как и не в духовном моменте вечной женственности: Елена — вечная женскость. Ее наиболее определяет душевный момент женской организации, душевные свойства женщины, те самые, что в обычном понимании составляют суть женского характера. Отсутствие в поведении и мыслях твердого начала норм, преобладание эмоций, не протекающих в строго определенном русле, разрозненность и прихотливость душевной жизни — вот эти черты. Это не значит, что Елена не обладает умом, как нельзя того же сказать и вообще о душевном складе типической женщины. Но ум несет тут явно подчиненную службу и всякий раз получает особые приказы от неожиданно выплывшего душевного побуждения. Поэтому Елене не свойственна теоретическая деятельность ума, как не свойственно и незаинтересованное размышление. Но она способна достигать поставленных целей и проявить тут большую умственную изворотливость и настойчивость. Это качество Елены при духовной невоспитанности легко переходит в хитрость.

Елена похожа отчасти на Ольгу и отчасти на Софию, сказать точнее — находится как раз между ними. Ольга сильнее и грубее ее, София — отвлеченнее и властнее. Ольга отличается от Елены преобладанием темной, первобытийной воли, София — ясностью разумно поставленных целей; в Елене же наиболее развита способность эмоционального отклика и воздействия на чувства окружающих.

В этом смысле с ней легче иметь дело, чем со стихийно напирающей Ольгой или властно нормирующей Софией, Елена увлечет в свою сторону так, что этого и не заметишь, да и сама, пожалуй, не очень дает себе отчет в происшедшем. Ольга толкает ворожбой, София заставляет доказательством, а Елена заманивает, убеждая чарами. Поэтому с Еленой наиболее теряют свободу и самое чувство и потребность ее, но не замечают своей потери.

И сама Елена не имеет свободы, изменчивая, как вода, с чувствами, сменяющимися в ней волнами прибоя, по ей самой не ведомому ритму. Эти волны душевной жизни приходят издалека, из обширного мира души, но, в противоположность Ольге, которая живет неритмически, то безмятежно, то неожиданно выбрасывающимися из пучины водяными массами, — в противоположность ей Елена более закономерна и более поверхностна: ее волнения возбуждаются скорее внешними, нежели глубинными, причинами и приходят к границе соприкосновения ее с другими людьми более спокойно и плавно, чем в Ольге.

Самые большие волны проходят по ней, текучей и влажной, безвредно и бесследно для нее, маслянисто скользя по всей поверхности; их разрушительная сила сказывается лишь на границе этого моря, и волны становятся губительны только когда находят на нечто твердое. Так чувства Елены, самые сильные, не разрушают ее; они, однако, вырастают в грозные валы, когда им противостоит некоторый духовный устой. Если он выдержит, то волна уйдет обратно, усмиренная и обезвреженная; если же нет, то будет затопчен и сокрушен.

Эта изменчивость, постоянство в непостоянстве, неожиданности, всплески большой силы, сменяющиеся временами отливом, устанавливают формальное подобие Елены Константину. Как и последний, Елена тонко чувствует происходящее, как и он, способна к неожиданным капризам и прихотям. Однако при формальном подобии в существе дела она глубоко отлична от Константина: ведь от нее ее имя требует свойств, и без того родных женскому характеру, тогда как Константину приходится получать духовную форму вопреки мужской его основе. Отсюда понятна удачливость Елены, дышащей полной грудью в собственной своей стихии и получающей в своем имени какое-то разрешение на вечную женскость и право забыть обо всем прочем, тогда как незадачливость Константина и хилость его организма заложены в исходном противоречии его формы и его основы, вследствие чего он всегда находится под запретом быть самим собою, как мужчина при невозможности отдаться без оглядки женским свойствам своего имени.

Всегда неудовлетворенный и с внутренним разладом в душе, упадочник по своей организации, он составляет контраст пышной в своей душевной жизни, счастливо развертывающейся и потому удовлетворенной Елене. Константин представляется тенью Елены, неудавшейся попыткой мужчины взять на себя лунный характер.

В русской среде это имя, как и большинство имен, несколько расплывается, утрачивая отчетливость тонких линий, и несколько простеет. Точнее сказать, кинетика имени становится труднее уловимой, и внутренние движения душевной жизни расплываются, труднее высказываются в слове, но зато с большим весом.

Уже при переходе от Селены к форме Helena утрата начальной свистящей указывает на нисхождение имени от высшего плана тончайших энергий к более низкому, от онтологии к душевности.

По каббале, свистящее «с» есть наименьшее возможное звучание, которым духовная идея входит в мир словесных воплощений. Это тончайший шорох, легчайший шелест, дуновение воздушной струи, звуковое нечто, которое мало чем отличается от ничто.

И символ Софии, духовной мудрости, — змея, свидетельствует о себе именно этим тончайшим из звуков... Духовная норма и путеводная звезда имени Елена есть Селена; но Селена слишком далека от земных условий и слишком трудна. Женщина, хотя бы и очень значительная, избежит этой трудности и откидывает в своем имени это «с», хотя оно все-таки продолжает подразумеваться в имени и в какие-то редчайшие времена жизни иногда присоединяется к имени, как неизвестно откуда прозвучавшая эолова арфа.

Необычно это «с» утрачивается. Лингвистика показывает, как оно огрубело в густое придыхание имени Helena... Начальное придыхание теперь уже стало вздохом, человеческим чувством взамен божественной красоты, и тем самым звуковой вес имени переходит во вторую часть имени, равно как и внутренние свойства приурочиваются тоже к этой последней. Helena уже не светит, но окутана пышным покрывалом женского чувства, которое струится вокруг нее и колышется живой волной, несколько напоминая прежнее сияние чистой красоты.

Но так было в древности. Однако разрушение действующего начала имени идет своим путем. Густое придыхание переходит в легкое, а последнее перестает произноситься. Наше церковное Елена, с йотированным Е в начале, произносимое как Йэлена, еще хранит в начальной Й или J тончайший отзвук былого вздоха и указывает на область, откуда пришло к нам это имя. Иностранное, внецерковное произношение Элена отнимает от имени и этот отблеск былого, но вместе с тем оставляет в имени натиск и притязание на тонкость, которой оно уже не имеет. Элена — это резкое и крикливо-женское имя, не нашедшее себе еще новой формы равновесия и не вошедшее в быт. Это — характерное светское имя, имя салона, не имеющее себе оправдания в духовном прошлом и не питающееся настоящим от быта, недуховное и ненародное имя.

Новая форма равновесия имени найдена в уменьшительном Лена, неизмеримо простом и простеньком сравнительно со своим исходным типом, но зато подобревшем и усмиренном. Тут уже не содержится великолепной и даже премудростной хитрости, которая непосредственно, без рассудочных оглядок и намерений, естественно заткана в душевное сплетение Елены; нет тут и сознательной хитрости, способной переходить в интригу, Элены. Лена скорее проста, но немного себе на уме, и хитрости ее тоже простые и очень, так сказать, близкие. В ней уже почти не осталось той божественной деятельной бездеятельности, которая всех побуждает самим своим существованием, не делая, однако, ни одного побуждающего усилия, которая всех привлекает, никого не принуждая. Мало уже в Лене и той эмоциональной атмосферы, которая охватывает и волнует окружающих, мягко проникая в их душу и уподобляя их себе.

Лене приходится более быть в толпе. Ее женские свойства уже не имеют значительной действенности вне ее самой и простираются недалеко за пределы собственной ее организации. Поэтому Лена уже не столько охватывает собой других, сколько сама легко и охотно откликается на волнения другой души. Однако и тут можно провидеть в ее отзывчивости нечто первоначальное: входя душевно во внутреннюю жизнь другого, она обратно отдает потом с избытком то, что восприняла, и углубляет и расширяет собственное его внутреннее движение. Лена не просто поможет другому, но послужит ему как бы резонансовым ящиком, вследствие чего, может быть, небольшое, на что откликнулась она, станет значительнее и полнее. Отзывчивость Лены имеет в себе женскую способность рождать, хотя в данном случае это и не есть рождение телесное. Но тем не менее ее доброта не имеет ничего общего с моральностью, а относится именно к области рождения, потому что через нее входят в мир и воплощаются стремления и движения, которые погибли бы бесследно, часто даже не осознанные теми, в ком они происходят.

Имя богини — Селена — не сопоставляется с возрастом... оно блещет вечной неувядающей красотой, в которой сочтеаются все возрасты; в духовной организации Селены собраны лучшие свойства от младенца до престарелой старости. Елена, как имя народа древнего, заставляет думать о достигнутой умудренности, хотя и сочетается с образом полноты и расцвета телесных сил.

Напротив, в Лене есть какая-то недозрелость, скорее подросток, чем взрослая, в некотором роде — неизменно подросток, до самой кончины. Может быть, тут много значит и возникновение имени Лена в народе молодом и недозрелом. Но во всяком случае в Лене есть много нерастраченных сил, а потому — свежесть и весна, хотя и не ранняя.

Наконец, и Элена (и Эля) — тихо лишены возраста, в юности иссушены интересами гораздо более старшего возраста, а к старости — не понимающие своего постарения и продолжающие ощущать себя почти такими же, как и в давние годы своего вступления в жизнь.

Наряду с Леной можно слышать еще уменьшительное Эля. Как Лена есть упрощение, но на широкой исторической дороге народов, так и Эля — упрощение, тоже по-своему последовательное, но на узкой тропинке отщепенства от народного сознания, а потому естественно, что такое сокращение содержит коренные недостатки этого пути, хотя и упрощает более сложный организм имени Элена.

1Мана — сверхъестественная сила, присущая некоторым людям, животным, предметам.

2Геката — в греческой мифологии покровительница ночной нечисти, колдовства, отождествляется с богиней луны Селеной.

3Каббала (др.-евр. буквально — предание) — мистическое течение в иудаизме. Так называемая практическая каббала (каббалистика) основана на вере в то, что при помощи специальных ритуалов и молитв человек может активно вмешиваться в божественно-космический процесс.

taina.aib.ru